Чужие Боги

Объявление

На данный момент игра закрыта.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Чужие Боги » Флэш-бэки » Италия, Венеция, 1210г.


Италия, Венеция, 1210г.

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Лучи расплавленного августовского солнца заполняли комнату, заливая ее золотым горячим светом. Тяжелые портьеры специально не были задернуты, а окно было распахнуто настеж. С улицы доносился плеск воды, голоса людей и крики чаек, гомон обычной Венецианской жизни.
Гелиос рисовал. Он уже вторые сутки практически не покидал своей мастерской, словно приклеившись к мольберту.
Он рисовал ее, его обажаемую Афродиту, всячески стараясь запечатлить ее образ на полотне, словно оно было его памятью. Он тщательно прорисовывал каждую ресницу, каждый медный локон, каждую складку на ее пышном платье,  грусть и смирение в ее синих глазах.
Он расставался с той, кем жил уже не один век, с той, кто была смыслом и целью, кто была для него...всем.
"Как мог ты так увязнуть!" растерянно возмущался Ян.
"Ты слаб" рассмеялся Арес, уже успевший навестить его и высказать ему все, что думает по этому поводу.
Эос уехала с Афродитой, вызвавшись проводить ее до ее нового жилища и 4 дня назад, ранним утром, они отбыли по направлению к Альпам.
А ему оставалось только рисовать ее, касаясь кистью ее рук и пальцев, бархата ее платья с сотнями завязочек, по последней моде.
Он старался не думать, отвлекаясь на сам процесс живописи, следя как ложиться краска и как цвета перетекают из одного в другой, создавая изгибы и линии. Но получалось это плохо...

Он отложил кисть на маленький столик и оглядел картину. Оставалось всего несколько штрихов чтобы завершить ее.
Отыскал бутылку вина, поискал бокалы. Выяснилось, что в комнате бокалов не было, за ними надо были либо спускаться в столовую, либо звать служанку. Н того не другого ему сейчас не хотелось. Хотелось спокойно напиться в одиночестве, таки затопить свою боль, отпустить мучающие его мысли.. Забыть. Все забыть. и не вспомнить больше никогда.

"Как жаль, что мы не можем умереть однажды и навсегда. Как люди. Сейчас я бы многое за это отдал..."

Он сделал глоток, прямо так, из горла. Неаристократично, но зато жизненно.
Вино было крепким и сладким, оно приятно обожгло горло, оставляя на языке сладковатый пряный привкус.

Гелиос опустился в глубокое мягкое кресло, расположенное как раз на против распахнутого окна, откуда он мог надлюдать как солнце опускается за город и наслаждаться теми моментами жизни, которые не смотря ни на что оставались для него прекрасными.

"Ты научила меня видеть красоту во всем... потому что мир прекрасен"

2

Ника сидела в своей спальне перед большим зеркалом в массивной резной позолоченной оправе.
Совет был несколько дней назад. Афродита уехала. Чувствовалось, как режущий глаза свет постепенно отступает, затихает высокий звон вибрирующих в бешенном радостном ритме струн. Но мир возвращался не к ярким насыщенным краскам, живым разнообразным нотам. Свет уходил стремительно, осталяя за собой глубокие тени. Узор рисовался теперь в мрачных тонах отрывочными прямыми линиями, метался, то проваливаясь то взлетая ввысь...

Ника, пожалуй, впервые четко и ясно осознала насколько чувство, которое они так резко ограничили, глубоко затрагивает сущностные основы энергий Богов Счастья и Красоты. Откат после пышной жизни, стремящейся к идеальной гармонии, неизбежен и закономерен. Но то чувство безысходности, что пришло на место искрометной радости, грозит увлечь их всех в бездну.
Баланс шаток, как всегда. Важно удержать его, не дать весам накрениться так сильно в обратную сторону, чтобы не позволить скатиться миру по инерции к разделенному состоянию.
Но кто может помочь Богу Счастья быть счастливым, кроме него самого?

Ника задумчиво посмотрела в свои глаза в отражении. Она решила все-таки навестить Гела. Захлестывающая его, а заодно и мир, тоска не давала ей покоя.

Она переместилась в мастерскую Гелиоса. Прямая как всегда, в тяжелом платье темно-синего бархата. Ника мельком осмотрела комнату, остановила взгляд на портрете Афродиты, печально улыбнулась и опустила обеспокоенные, но не теряющие проницательного спокойствия, глаза на Бога Счастья:
- Здравствуй, Гел.

3

Она возникла неожиданно, и на мгновение застыла, словно статуя, находясь по правую сторону от кресла так, что почти не попадала в его поле зрения.
Ее голос, спокойный, чуть грустный и немного неживой, практически неокрашенный эмоциями вывел Гелиса из задумчивости. Или вернее будет сказать легкого забытья, вызванного небольшой дозой алкоголя и золотом солнца, прощальными лучами заливавшего город.

Стоило ей появиться, мир вокруг ее, казалось бы, успокаивался, погружаясь в задумчивое безмолвие, находя то хрупкое согласие между "да" и "нет", что позволяло пройти по лезвию бритвы не споткнувшись... Она всегда приносила ему мир. Холодный, равнодушный, но единственно правильный.

- Здравствуй,  - не отрывая взгляда от почти ослепившего его заката тихо произнес Гелиос, и только после повернул голову и посмотрел на Нику.
Синее тяжелое платье, охватывающее ее прямую тонкую фигуру, светлые волосы, убранные в аккуратную прическу, серые, отливающие серебром глаза, одновременно отстраненный и причастный взгляд. Такова была богиня Справедливости, хранительница Равновесия.
И когда она появлялась, то всегда не просто так.
И, вероятно, это был один из тех случаев.
Но это не вызывало у несчастного бога Счастья беспокойства. Он всегда был согласен с ней, ибо она была самим равновесием. Такова была ее сущность.
- Хочешь вина?..
Он привык быть гостеприимным хозяином. Не важно по какому поводу и зачем к нему приходил бог, человек или вампир. Пока он был в его доме, он был его гостем, а гостей следовало принимать как подобает.

4

Ника, проследив его взгляд, пару мгновений впитывала закат. Солнечный свет в это время всегда приносил с собой какую-то застывшую печаль. Комната, залитая им, была погружена в атмосферу прощания, настроение угасания буквально завязло в воздухе и вдыхалось вместе с резким запахом краски и тонким ароматом вина. Расплавленное золото заката утекало сквозь пальцы, растворяясь во все розовеющих лучах и оставляя лишь мерцающий призрачный блеск вокруг.

Гел... Он не смотрел ей в глаза. Он, единственный, кто мог непринужденно выдерживать ее взгляд, смягчая его своим теплом, заставляя ее стальные глаза улыбаться. Он, благодаря которому она знала что такое смех и то состояние возвышенного тихого восторга от правильно осуществленных дел...
Сейчас Бог Счастья был тускл и не было света в его искрящихся обыкновенно глазах.
Почему? Почему такая мелочь, всего лишь физическое перемещение другого человека, Богини, могло вызвать такие перемены? Как отдельные жизненные отношения с одним единственным воплощенным существом могут соревноваться со всем миром? Скорее всего она никогда этого не поймет...

Ника посмотрела на бутылку, поискала глазами бокалы. Она любила вино и ей хотелось сейчас, в этой застывшей в вязком золоте комнате, того легкого ощущения искры, еле уловимого движения, которое оно приносило. Ну что же, значит без бокала. Она аккуратно взяла предложенную бутылку и изящно запрокинув голову сделала два больших глотка из горла. Отдав вино, она опять посмотрела на Гелиоса:
- Что с тобой происходит, Гел? Неужели это так важно для тебя?

5

Ее слова, произнесенные так просто, почти равнодушно, обожгли его сердце. Кольнули, растеребив еще не зажившие раны.
Этот вопрос задавали ему все, с кем он виделся эти дни. Кто-то пытался понять, кто-то посмеяться, кому-то было просто любопытно. В ее вопросе он не услышал эмоций или подвоха, она пыталась... постигнуть. Уловить ту часть вселенной, которая была для нее лишь символом, картинкой, к чему она прикасалась, скользя взглядом и не замечая.
Для богини Равновесия весь мир лежал на блюде, такой простой, спутанный, завязанный. И она держала его в своих тонких руках.
Для Гелиоса мир был другим. Ярким, порывистим, звенящим. Для него мир был детским смехом и безутешным плачем, мимолетными улыбками и грустными взглядами, осторожными прикосновеньями и обжигающей страстью объятий. Он светился изнутри, светился красотой человеческих сердец, порывами их творческого духа, принося радость и свободу. Омывая ласковыми волнами восторга.
И сейчас ему было больно, ему было грустно... он не хотел, чтобы мир так же сиял, это слепило глаза, это причиняло еще большую боль. Он чувствовал, как одиночество, тихое, молчаливое, впитывается в него, корявыми пальцами скользя по шелку рубашки.
София, его богиня красоты, его душа, его Счастье, уехала. Навсегда. Она была теперь где-то... и он был один. Он не мог больше коснуться ее руки, заглянуть в ее глаза,  слышать звуки ее голоса, тихого и нежного. Она всегда говорила с ним очень тихо, еле слышно, но он и так читал по губам, угадывая ее мысли, исполняя ее желания...

Даже воспоминания о ней, такие яркие, чистые приносили боль.
Гелиос чуть нахмурился, прогоняя рыжеволосое видение в нежно голубых одеяниях, которое последние пару воплощений привык называть своей супругой.

- Важно?.. - эхом отозвался бог счастья.  - Она все.

Он замолчал, пытаясь подобрать слова. Сделал еще пару глотков из бутылки, ощущая как горячащая жидкость приятной теплотой разливается по внутренностям. Внутри ему было так холодно, что вино приносило облегчение.

- Я не знаю...  - его голос был тихим м мягким, как всегда.  - что-то ушло вместе с ней... Когда ее нет со мной. Жизнь...

Он не смотрел на Нику, он наблюдал как солнце скрывалось за крышами домов. Скоро наступит ночь, зажгутся одни и улицы наполнятся начным гомоном людей. Они будут смеяться, пить, танцевать, плакать, попрошайничать...жить.

- Мне кажется, что я мертв...  - произнес он чуть слышно и осушил бутылку еще на пару глотков.

6

Ника едва заметно нахмурилась. Сколько фатальности, отчаяния в его словах.
- Гел, она не умерла, не исчезла. Частицы ее присутствуют везде, и ты в каждый момент можешь ее почувствовать, как можешь ощутить нас всех, если хочешь. Пусть она все. Но это все есть. И будет.... Гел, ты ведь всегда мог смотреть глубже.

Ника знала, что скорее всего эти слова просто сотрясают воздух. Гелиос понимал все и без нее, и что-то другое мешало ему видеть ясно и широко. Как будто это что-то утягивало его вниз, превращало в того наивного и привязанного к вещам дитя, которым проявлялись они все в начале каждой жизни, пока не осознавали своего действительного существа.
Что это? Она пыталась найти, пыталась нащупать нить, но натыкалась лишь на вязкую тоску и щемящую боль, заливающую все вокруг. Почему она не постаралась еще в разгаре того чувства прояснить его для себя?
Ей хотелось понять. Хотелось почувствовать эту струну натянутой, дающей направление, по которому можно проследить истоки и возможности развития. Она чувствовала пустоту, дыру в своем восприятии мира. Это была как будто широкая царапина на стекле, искажающая, затемняющая.
Ника была в мире целиком, погружена в него с головой, и никогда она не понимала его простым. Ника двигалась в нем, как и все Боги, создавая колебания, из которых складывалась уникальная симфония. Если кто-то замирал или двигался слишком медленно, богатство звуков блекло, обедняя симфонию. А она, Справедливость, обладала почти идеальным слухом. И ей не хотелось терять звучание Счастья. Переливающегося, многогранного, в высоких тонах.

Ей всегда хотелось понимания. Полноценного, сущностного. Любого явления. Она была готова окунаться в него, пропуская через себя, чтобы овладеть и вернуться в свою нейтральную зону с новым знанием. Вот и сейчас - Ника пыталась... пыталась прочувствовать и вписать в нужную строку.

Она смотрела на розово-золотой закат, но вглядывалась не в него. Ее строгий прямой профиль, повернутый к Гелиосу, отражал блики солнечных лучей, которые делались на ее лице какими-то особенно яркими, будто давая жизнь ее бледной коже.
- Неужели счастье может быть столь узким и близоруким? В чем его смысл, если оно может замкнуться на чем-то одном, конкретном, забыв о многообразии своего проявления?

7

- Я не знаю... Я не знаю. Я не могу... дышать без нее.  - на последних словах его голос дрогнул, последние звуки он произнел еле слышно, на выдохе. Безвольно уронил голову на согнутую в локте руку, лежащую на высоком подлокотнике его кресла. Мгновения сидел, так неподвижно, собираясь с мыслями и возвращая к норме сбившееся дыхание.
Будто кто-то сдавливал гордо, об упоминании о ней, не давая говорить. Растерянность Яна, насмешки Ареса... они кололи его, но он мог сдерживаться. Но Ника обезоруживала его, обнажая его боль. Она задавала такие простые и правильные вопросы... на которые он не  знал ответа. Он знал только одно, что она нужна его. Нужна как воздух, нужна чтобы жить...

- О, проклятье! - с этими словами он вскочил с кресла и быстро оглядел комнату,  - я не предложл тебе присесть. Как невежественно с моей стороны... 
Он тут же отыскал взглядом кресло, на котором лежал брошенный уличный плащ, а сверху стояло несколько палитр и коробка с кистями. гелиос сгрузил все это богатство на ковер, не беспокоясь о том запачкается он или нет и пододвинул кресло Нике, развернув его так, чтобы они сидели в пол оборота друг к другу и могли видеть закат.
- Прости меня, - он подошел к ней, взял ее ладони в свои и заглянул в глаза.  - Ты совершенно меня обезоружила и я забыл о том, что ты моя гостья.  - Его губы тронула мягкая улыбка, - Вопросы о Софии...я не могу на них отвечать. Мне просто... мне просто очень больно.
Его голос был грустным и мягким одновременно, теплым и таким...холодным, заброшенный и печальным.
- Но я очень рад, что ты пришла ко мне.

8

Она слегка улыбнулась, когда Гел подскочил и стал двигать кресло. Это было так на него похоже… Что не могло не радовать.
Но его слова, мягкие, грустные и такие искренние, сделали улыбку Ники печальной.

Она села, облокотилась о спинку мягкого кресла, положив руки на подлокотники и закинув ногу на ногу. Ника рассматривала округлые тонкие черты лица собеседника.
Ей было почти страшно. Она чувствовала боль Гела, ощущала его скованность и безвольность. И ей было трудно нащупать крупицы разума, которые еще теплились в его голове. Бог Счастья закрывался от нее, капсулировался. Не только от справедливости и равновесия, но и вообще старался как бы уединиться от мира. Сам! Это закрытие шло изнутри и она не могла понять его причин.
Ведь это было не на сущностном уровне – тогда она могла бы хоть как-то описать себе происходящее между Гелиосом и Афродитой. Но нет – это было вне ее возможностей сейчас, потому что здесь проявлялись человеческие страсти. Именно те, которые она привыкла считать неважными и мелочными. И, собственно, продолжала таковыми считать.

Ника не могла согласиться с чувством беспомощности, которое так тихо и пока ненавязчиво подкрадывалось к ней. Она решила предпринять еще одну попытку свести разговор в рациональное русло:
- Гел, я действительно совсем не хочу делать тебе больно. Но дай мне шанс разобраться, понять и… помочь. – Ее взгляд, напряженный, вопросительный, старающийся быть мягким, но все же колючий, как обычно, обратился к глазам Гелиоса.

Через мгновение она сама отвернулась, видя страдание Гела. Его надо утешать, а еще лучше - веселить. Хм… Сама постановка вопроса уже смешна. Она никогда никого не могла развлекать. Разве что Арес впадал в какую-то иступленную эйфорию, когда она находилась рядом.
Ника с чуть заметным вздохом покосилась на пустую бутылку и посмотрела на Гела, пьяного, но все такого же несчастного. Вино никогда не помогало…

9

Гелиос был опустошен, внутри все молчало. Искристая радость, такая привычная и присущая ему исчезла, и только еле позвякивала где-то на краю сознания, не давая забыть о своем существовании. Но этого было мало, чтобы звучать...
Нике моглоказаться, что гел закрыт, но это было не так. Он был открыт, он вообще не умел закрываться, он был привычно растворен в мире...но его не было. Не было как бога Счастья, ибо то, чем он являся сейчас в нем не существало. Оно, вдруг такое реальное и осязаемое, ушло... вместе с возлюбленной им женщиной.

Гелиос видел, что Нику пугало его состояние. Ему и самому в глубине души было страшно от своей пустоты и удушливого одиночества. Но он ничего не мог сделать. Он хотел бы, да не знал что.

Он успокаиваще коснулся ее руки.
- Ты пришла ко мне, спасибо. Я очень ценю... - его голос был ласков, словно он говорил с ребенком или возлюбленной. Он был теплым и бархотным, как всегда. Ника могла чувствовать, что он старается найти в себе...себя, чтобы ей не было так странно в его присутствии. Она была ему как сестра, строгая, но понимающая, женщина, у которой другой путь и другая жизнь, но человек, который дорог и близок. Ему было важно, чтобы она понимала это, чувствовала. И пусть его мир пуст, а жизнь бессмыслена без Афродиты, он хотел чтобы та, кого он называл сестрой улыбалась. Особенно потому, что это было ей так несвойственно.  - Я расскажу тебе все что хочешь... Но я сам, кажется, не в силах ничего понять.  - в его голосе прорезалась грусть, но тепло никуда не делось.
Он улыбнулся и сжал ее руку, блеснув глазами.
- давай... я распоряжусь, чтобы нам пожарили рыбу. У нас новая кухарка, всего 2 месяца работает, но уже успела покорить всех своими художествами! Или... можем сделать иначе. Я могу сам тебе приготовить что-нибудь. Я не забыл как это делается!


Вы здесь » Чужие Боги » Флэш-бэки » Италия, Венеция, 1210г.