Анна устала. Как же она не любила эти скучные осенние съезды, ей казалось, что эта неделя никогда не закончится.
На оперу сегодня она возлагала большие надежды – наконец-то она будет одна и сможет расслабиться, получая хотя бы эстетическое удовольствие. А завтра последнее совещание – и домой… Она улыбалась своим мыслям, пока водитель вез ее по вечерней, полной огней, Вене – городу, который ей всегда нравился своей тонко-искрящейся и величественно-спокойной атмосферой, но, где, как и в любой столице, она не могла находиться долго.

Анну привезли к театру как раз тогда, когда основная толпа еще не нахлынула. Она любила приезжать в такие заведения заранее, чтобы спокойно, без суеты занять свое место где-нибудь повыше и иметь возможность наблюдать или отдаться своим мыслям.
Вот и теперь – она неторопливо прошла вестибюль, наслаждаясь изящной архитектурой, и стала подниматься по широкой лестнице к центральным дверям балкона…

Анна, засмотревшаяся на красивую лепнину, сначала хотела обойти, не глядя, внезапно возникшего прямо перед ней мужчину. Услышав обращение к себе, обернулась, немного сведя брови. Ну, кто опять? Узнав Кристиана, она улыбнулась. Он был один из немногих, кого она была готова видеть почти в любой ситуации. Потому что он был обыкновенно спокоен и достаточно галантен, тактичен и мил, чтобы с ним было приятно общаться. И, к тому же, редко доставлял ей проблемы, а все чаще помогал… Одним словом – она была рада ему.
- Добрый. Да. Грех, приехав в Вену не на долго, не доставить себе такого удовольствия… Ты один?

Она вспомнила, что забыла раздеться, но, решив не стоять в очереди в гардероб, сняла легкий плащ и повесила его на руку, оставшись в черном строгом платье до колена. Здесь было душно для нее.

Анна не стала сопротивляться заботливости кавалера, но про себя отметила, что, значит, придется стоять в очереди после. Но тут же одернула себя - нельзя же так откровенно давать волю своей мизантропии, и вообще – она пришла сюда отдыхать и пора уже расслабиться.
Комплимент заставил ее улыбнуться и направить свои мысли в более позитивное русло.
- Спасибо. Да, и я, к счастью, одна. Но твое общество мне всегда приятно, ты знаешь.
Ее обычно безэмоциональный голос и сейчас не отличался искрометной радостью, но некоторые мягкие и теплые нотки он приобрел. Впрочем, к сухой манере общаться Ники все уже давно привыкли. Анна легко взяла Кристиана под руку, чтобы он окончательно уверился в ее расположении провести время в его компании. Она направляла их движение уже к местам.
- Нет, конечно. Жить в Вене – увольте. Хотя здесь дело не столько в самой Вене, сколько в моей неспособности постоянно находится в окружении большого количество людей. Слишком много шума и суеты.
Как твои дела? Выглядишь усталым…

- Да, если сравнивать с другими городами – Вена один из самых неплохих вариантов, согласна. Но идеальный покой для меня лежит вне населенных пунктов - свободный ветер и ни одного человека на многие мили кругом…
Анна мечтательно улыбнулась, и взгляд ее на пару секунд улетел куда-то вдаль, но тот час сконцентрировался, и она вернулась к разговору.
- Вену я все больше люблю ночную, в огнях, или же ранним утром, когда каждый звук отдается туманным эхом между массивных зданий. Но, так здесь я бываю весьма часто, у меня находится время, чтобы этим насладиться.

Анна чуть улыбнулась про себя осторожности и даже некоторой теплой неуверенности в манере вести разговор Асклепия. Истинный целитель, руководствующий заповедью «не навреди». Этим он ей, пожалуй, особенно нравился. Он был в состоянии десять раз подумать перед тем, как что-то сделать. Этим мог похвастаться мало кто из их «собратьев»…

- Чем я занимаюсь? – Ника поморщилась. - Последнюю неделю тоже исключительно работой. Без меня они почему-то не могли договориться, как распределять неофициальную материальную помощь между странами третьего мира. – Она небрежно махнула рукой. – Впрочем, давай лучше не будем о работе. Мы все-таки на отдыхе.
- А от чего же теперь ты все спасаешь мир? – Анна чуть игриво прищурилась, повернувшись к Кристиану.

Анна шла между рядов мягких кресел и слушала мужчину, который так искренне серьезно воспринимал каждую отдельную человеческую судьбу и которому, похоже, было трудно быть богом. Ответственность лежала на нем тяжелым грузом, и он старался ни на секунду не забывать об этом весе.
Она и сама была такой иногда. Но ее ощущение ответственности было ровно пропорционально натяжению ниточек мира, которые связывались без ее непосредственного участия. И ни один Бог не мог связать из них ровно то, что лично хотел или предсказать создаваемый узор. Они играли, не зная всех правил. Но Ника всегда чувствовала настоящее, и сейчас мир двигался в диапазоне относительного равновесия. А так как меняться назад он не мог, то движение шло непременно к развитию. Как всегда. И она могла быть спокойна.
Хм… «К лучшему»… То, что им казалось лучшим раньше, не выдержало испытание вечностью, и они пришли сюда строить что-то новое. И никто не знает, что это будет в итоге, ибо они сами – материал…
Анне нравилось глубокомыслие собеседника, она любила такие беседы. Но она не могла понять, откуда взялся этот вселенский пессимизм.
- Пожирает себя? Ты знаешь, я бы назвала это компенсацией. – Она улыбнулась и слегка приподняла брови. – Мир совершенно точно меняется. Ведь образуется что-то новое. Созидается. А разве это уже не лучшее?

- С тем, что ты ощущаешь больше боли и страданий, я могу тебя только поздравить. Совершенствуешься. – Глаза Ники смеялись, когда она смотрела на Асклепия. – Врач должен тонко чувствовать недуг, чтобы его грамотно лечить…
Она сидела в кресле прямая, но расслабленно опустив руки на мягкие подлокотники. С наслаждением и не торопясь осмотрев зал, Анна повернулась снова к собеседнику.
- Не обижайся. Я лишь про то, что ты субъективен. С чего ты взял, что счастье и радость не увеличиваются пропорционально боли? Ты, например, давно общался с Эос или Гелиосом? С Афродитой? Пройдите как-нибудь с любым из них по улице и посчитайте количество страдающих…. К тому же, и боль, и страдания – признаки динамики. Изменений. Не вижу в них как таковых ничего плохого. Душевный покой, на мой взгляд, хорошая цена за увеличение степени осознанности. Людям перестало быть все так понятно и очевидно, они перестали удовлетворяться малым, сиюминутным, тем, что им дается кем-то. Они стали способны глобальнее смотреть на жизнь. И, конечно, им стало страшно. Если даже Боги не могут между собой договориться о видении мира, какого же им? И почему бы в условиях такой неопределенности не радовать себя хотя бы физическим комфортом…

Анна приподняла бровь, глядя на сцену.
- Ты знаешь, по нашей вине действительно случалось многое… и плохое, и хорошее, по твоей терминологии. Но я это так не оцениваю. Оно просто происходит – плетется узор. И мне интересно, каким он будет. Мир двойственен и вполне жизнеспособен. Да, сейчас происходит нечто. Скорее подготовка – будут перемены. Куда же без них? – Она посмотрела на Кристиана, чуть прищурясь.
- И мне гораздо больше нравится, чтобы люди боялись, но видели шире, чем не могли поднять глаза дальше своего собственного носа и были в "душевном покое". Только так и они, и, кстати, мы можем развиваться… Им страшно, потому что тебе страшно. А ты боишься, потому что не понимаешь. И я пока не понимаю. Того, что будет дальше. Но разве мы здесь для того, чтобы воплощать в жизнь заранее построенный и выверенный план с уже известным ожидаемым результатом? Нет. Мы пробуем. Мы движемся. И, ты знаешь, у меня на данный момент нет ощущения, что мы катимся в бездну. Ибо пока мир, так скажем, целостен и связан. – Анна улыбалась собеседнику несколько надменно, но и ободряюще.
Она отвернулась и задумалась на несколько мгновений.
- Мы? Мы связанны с этим миром и, вернее всего, разделим его судьбу.

Не сказать, что вопрос Нику удивил. Но ей было трудно понять всю трагичность его для Асклепия. Она никогда не ощущала себя в большей мере человеком, чем "аспектом". Вероятно, потому что ей никогда индивидуально-человеческое не было важным. Это далеко от ее задач.
Она непрерывна. И связана прочно с миром - с теми его струнами, что не касаются напрямую каждой короткой материальной жизни человека. Она это знает, помнит и чувствует. Будь ее воля, она бы растворилась совсем. Но тело и личность – это инструмент, заложенный как необходимое условие в правилах игры. Почему бы и нет? Ее инструмент явно не обладает способностью контролировать сущность. В этом одна из ее задач – быть непричастной и объективной, когда остальных увлекают внешние страсти.
И пусть, собственно, увлекают, она уже лет 300 назад приняла это для себя – мир меняется, и перемены в богах, в том числе, раскрывают его с новой… стороны. А это интересно.
Ника несколько снисходительно смотрела на Асклепия:
- Мы меняемся постоянно. – Она говорила медленно, каждое слово падало отчетливо и звонко. - Что для тебя значит превратиться в человека? Ты, поднимающий такой вопрос сейчас, считаешь, что теряешь свою функцию? – Ника отвернулась, выжидающе смотря на сцену, тон стал скорее обыденно-скучающим. – Перемены… Хм. Ты так боишься развития?

- А ты знаешь, что такое "нормальное состояние"? Одной из сторон твоей функции восстановления является избавление мира от некого изначального дефекта. Того, благодаря которому нас не устроило наше предыдущее "идеальное" состояние. То есть, чтобы излечиться нам надо что-то поменять. Нет? Мы же ведь что-то ищем. И явно не возвращения к началу. – Ника слегка повернулась к Асклепию, положив локоть на спинку своего кресла. Она смотрела изучающее и чуть сведя брови вместе. – Если мир, то есть больной, меняется, то и врачу следует использовать новые средства, изменять технологии, придумывать способы борьбы с новыми болезнями. Разве нет? Может быть то, что ты считал ядом раньше, теперь поможет?
Нику начал несколько удручать пессимизм Асклепия. Богу-врачевателю, конечно, положено думать о худшем, чтобы мочь это предотвратить, но он как-никак еще и эмоциональный баланс должен сохранять. Спокойствие, то есть. Это сейчас что – человеческая депрессия или реально некие неприятные колебания сущности? Она пока не могла понять. Да, что-то изменилось в ощущении его. Пошла маленькая трещинка. Но она шла снаружи, и на взгляд Ники вполне могла наружней, на уровне личности, и оставаться. С другой стороны – функционально это пока никак не сказывается, а вопросы его занимают очень правильные и ему, в общем, исходя из сущности, положенные. Так что пока можно надеяться, что он помучается-помучается и преобразиться. Ника улыбнулась.
Ее тоже временами одолевали вопросы, но когда она приезжала домой, в Швейцарию, где грани были тоньше, ей было проще нащупать ответы. Да, там мир был ей открыт и она почти не чувствовала себя…

"Конечно, мир стремиться к константе, и я первая, кто этому способствует. Это называется баланс – в изменении поддерживается соотношение" - Когда Асклепий раз десятый за полчаса начал прибедняться, Ника очень выразительно сверкнула глазами. Не хотела бы – не стала бы слушать. Сколько можно, в самом деле, они не первый век друг друга знают.
- Что тебя больше страшит – эта константность и собственное бессилие из-за нее или неопределенность будущего? Может быть, изменения приведут к другому балансу, который тебе понравится больше?

От Бога-врачевателя бежали волны опасений. Действительно – его целостность была где-то нарушена, раз он буквально утопал в них. Ника на пару секунд закрыла глаза. В его звучании не было надрыва, лишь еле заметный трепет, который шелестел, как осенние листья. Они иссохли и не могли радовать – из них уходила жизнь. Зачем он хочет остановиться? Риск. В любых изменениях был риск. И как же Ника хорошо это понимала…

- А ты можешь описать то, что хочешь, в позитивных терминах? Без "не". Мы не можем, да и не хотим, возвратиться к первоначальному состоянию. Ты это знаешь. Предложи вариант – не что нам нужно убрать, а что нам необходимо создать. Боль - на данный момент, необходимый элемент многих аспектов. Что нужно сделать такого, чтобы не только твое яблоко было цело, но и вампиры, Аид с Аресом оставались активны? – Казалось, Ника не замечает начала оперы. Она говорила очень тихо, но четко и вдохновенно, смотря прямо на собеседника. Разговор, его тема, увлекли ее, взгляд приобрел пронизывающую остроту. Сидя идеально прямо, она чуть наклонилась к Асклепию. - Объединение, да. Я всецело "за". Но на каком основании? Постоянно оглядываясь назад, мы проблему не решим. Перемены нужны. – Она отстранилась и повернулась к сцене, положив тяжелую руку на запястье Асклепия. – Твой страх меняет тебя больше всего. Давай отвлечемся на оперу, мы продолжим после.

Ника удивленно приподняла брови, потом улыбнулась, как-то даже тепло и довольно мило.
- Что значит "откуда мы взялись"? Мы взялись здесь. Куда ты собрался идти? – Она нахмурилась. – Мы можем не уйти – мы можем принять изменения мира. Почему ты так упорно воспринимаешь его отдельно от себя? Мы не "над", мы "в".
Она продолжала улыбаться, думая о своем. К чему они все идут? А точнее, от чего убегают? Каждый от себя самого, пытаясь застыть, укрепиться. Зачем? Надо просто услышать…

"Инородное тело". На лице Ники чуть вскинулись озадаченно брови, потом она улыбнулась, все шире – почти смеялась.
- Мы стояли у истоков этого мира. И мы не сможем отстраниться от него совсем, потому что на основе наших сущностей он строился. Пусть не хочешь развиваться ты, но мир должен двигаться, чтобы жить. И кто будет обеспечивать духовное развитие его? Тебе не нравится настоящее состояние мира, но ты готов бросить его таким. – Ника звонким внушительным шепотом говорила не спеша, повернувшись к Асклепию – он все равно не слушал оперы. Полуулыбка стала скорее печальной. - Зачем ты тут был все это время? Просто играл? Ты лелеял свой очередной идеальный образ мира, а теперь, уверившись, что он со всеми подробностями воплотиться не может, готов опустить руки? Мы были неудовлетворенны и стали искать здесь, на что же большее способны наши сущности. И ты так легко сдался, уже решив, что это тупиковый вариант?
Она отстранилась, молча слушая переливы музыки и голосов, летящие со сцены.
- Покой? Какой именно? Полная остановка, отсутствие движения? И это твоя "благая цель"? Нет, Асклепий, я хочу смотреть и идти вперед. Мы еще не взяли из этого мира главного. И, не развиваясь, не оправдаем смысла его создания.

- Кристиан, ну что, действительно, за выражения – никто не был "допущен", каждый лишь проявил то, что ему было наиболее близко. Иерархия – чисто человеческое изобретение. И даже если так, с чего бы духовным компонентам быть самими слабыми? – Ника, нахмурив брови, улыбалась одной стороной рта – она в шутку "отчитывала" Асклепия, но взгляд был серьезен. "Нет, это все-таки депрессия. Отвезти его, что ли, к Гелу…. "Мы ничего не можем, мы никому не нужны, и вообще все плохо!" Хуже Яна, в самом деле… Хотя нет, лучше – он не бросается крушить первое, что под руку подвернется, когда страшно."
Конечно, Гелиос вряд ли поможет. Асклепию не хватало осмысленности, той самой "благой цели"… и веры. Нике было странно видеть таким Бога-целителя, но ей были понятны в какой-то мере его опасения. Как часто ей приходилось останавливать каменные обвалы, вызванные чьим-либо разбушевавшимся самолюбием…
- Ты напрасно не веришь в объединение. Камни сталкиваются только, когда кто-либо превышает свои полномочия. Ты знаешь, в этом смысле я рада предстоящим переменам – явные проблемы, к сожалению, сплачивают лучше всего…